Судьбы многих крестьянских семей были похожи друг на друга. Из года в год жили они в одной и тоже деревне, выполняли одни и теже работы и повинности. Скромная сельская церковь не поражала ни своими размерами, ни архитектурой, но делала село центром всей округи. Еще младенцем, несколько дней от роду, каждый человек попадал под ее своды во время крестин и множество раз бывал здесь на протяжении жизни. Сюда же, отошедсшего в мир иной, привозили его перед тем, как предать земле. Церковь была почти единственным общественным зданием в округе. Священник же был, если не единственным, то одним из немногих грамотных людей. Как бы ни относились к нему прихожане, он был официальным духовным отцом, к которому Закон Божий обязывал всех приходить на исповедь.
Три главных события в жизни человеческой: рождение, бракосочетание и смерть. Вот так, на три части, и были разделены записи в церковных метрических книгах. В тот период времени во многих семьях дети появлялись на свет чуть ли не каждый год. Рождение ребенка воспринималось как воля господня, воспротивиться которой редко кому приходило в голову. Больше детей - больше работников в семье, а отсюда и больше достаток. Исходя из этого, предпочтительнее было появление мальчиков. Девочку растишь - растишь, а она в чужую семью уходит. Но и это, в конце концов, не беда: невесты из других дворов заменяли рабочие руки выданных на сторону дочерей. Поэтому-то рождение ребенка всегда было праздником в семье, поэтому-то и освещалось оно одним из главных христианских таинств - крещением. Родители несли крестить ребенка с крестным отцом и матерью. Батюшка, вместе с крестным отцом, читал молитву, после этого погружал младенца в купель, одевал крестик. Возвратившись домой, устраивали крестины - обед, на который собирали родню. Детей обычно крестили в день их рождения или в ближайшие три дня. Имя священник давал чаще всего, используя святцы в честь святого, в день которого родился младенец. Однако правило давать имена по святцам было не обязательным. Крестными обычно были крестьяне из своего прихода.
Женились и выходили замуж крестьяне в основном только в своей общине. Если в XVIII веке женили крестьян в 13-14 лет, то с середины XIX века законным возрастом для вступления в брак мужчины было 18 лет, а женщины - 16 лет. Ранние крестьянские браки помещиками поощрялись, так как это способствовало увеличению числа крестьянских душ и, соответственно, доходов помещиков. В крепостное время крестьянских девиц зачастую отдавали замуж без их согласия. После отмены крепостного права постепенно устанавливаются обычай выдавать замуж с согласия невесты. К малолетним женихам тоже применялись крутые меры. Если кто жениться не хотел, то батька оглоблей заставлял. Засидевшихся женихов и невест позорили.
В среде украинского крестьянства именно свадьба, а не венчание считалась юридической гарантией брака: обвенчанные пары 2–3 недели могли жить порознь, ожидая свадьбу. Предшествовал всему “каравай” – так называли в Украине и главный ритуальный свадебный хлеб, и сам обряд его приготовления, который чаще всего происходил в пятницу. В субботний вечер сельская молодежь прощалась с молодыми. На девич-вечере делалось свадебное дерево – “гильце”, “вильце”, “ризка”, “тройчатка”. Это густое цветущее дерево – символ молодости и красоты молодых, которым украшали хлеб или калач. Оно стояло на столе в течение всей свадьбы. Наступало воскресенье. С утра подружки одевали невесту к венцу: самая лучшая сорочка, вышитая юбка, намисто, красивый венок с лентами. Венчальную сорочку женщины берегли как реликвию до самой смерти. Венчальную мамину сорочку брал с собой сын, когда шел на войну. Жених также приезжал в вышитой сорочке (ее должна была вышить невеста). Молодые ехали венчаться в церковь. После этого приезжали во двор невесты, где их встречали хлебом-солью, обсыпали житом, и молодая приглашала гостей к столу. Свадьбе предшествовало сватовство. Существовал обычай: отправляющихся на сватанье людей для успеха дела хлестали прутьями или забрасывали женскими головными уборами, чтобы поскорей засватать девушку. Интересным было утро свадебного дня, когда невеста мылась. Ходила она в баню не одна. Когда невеста вымоется и как следует попарится, знахарка собирает носовым платком невестин пот и выжимает его в пузырек. Этот пот потом вливали в пиво жениху, чтобы связать молодых нерасторжимыми узами.
Крестьянские свадьбы обычно игрались осенью или зимой, когда заканчивались основные сельскохозяйственные работы. Нередкими из-за тяжелой крестьянской жизни и ранней смерти были повторные браки. Резко возрастало число повторных браков после эпидемий.
Смерть настигала человека в любое время года, но в холодные зимние месяцы работы ей заметно прибавлялось. Хоронили покойников до начала XIX века на церковном погосте. Однако, в связи с опасностью заражения инфекционными заболеваниями, особым указом кладбища было предписано устраивать за пределами населенных пунктов. К смерти люди готовились заблаговременно. Перед смертью старались вызвать священника для исповеди и причастия. После смерти покойника обмывали женщины, одевали в смеретную одежду. Мужики сколачивали гроб и копали могилу. При выносе тела начинались причитания плакольщиц. Ни о каком вскрытии и свидетельстве о смерти и речи не было. Все формальности ограничивались записью в метрической книге, где причина смерти указывалась местным священником со слов родственников умерсшего. Гроб с покойником везли в церковь на носилках-креслах. Церковный сторож, уже зная о покойнике, звонил в колокол. Через 40 дней после похорон справлялись поминки с обедом, на которые привозили попа для службы.
Ни рубленых изб, ни землянок в Полтавском уезде почти не строили, так что образцом местной избы следует признать мазанку. Она основывалась на нескольких дубовых сохах, закапываемых в землю. В сохи врубливались жерди, к ним привязывались солома или лоза или ветки вишни. Получившуюся избу замазывали глиной, убирая рещины и выравнивая стены, а через год покрывали специальной, белой глиной.
Хозяйка и ее дочки исправляли стены избы после каждого ливня и белили снаружи трижды в течение года: к троице, покровам, и когда избу обставляли на зиму от холода соломой. Дома были ограждены частично рвом с пышно разросшейся дерезой, ясенями или белой акацией, частично плетнем (тыном) у ворот, обычно одностворчатых, состоящих из нескольких продольных жердей. Около улицы строился скотный сарайчик (повитка). На дворе, обычно около хаты, строилась рубленная квадратная коморя с 3-4 засеками или закромами для хлеба. Также ни один двор не обходился без клуни, которая возвышалась обыкновенно поодаль от хаты за гумном (током). Высота входных дверей в хату обычно составляла 2 аршина 6 вершков, а внутренних дверей на 2 вершка выше. Ширина дверей всегда была стандартная - 5 четвертей 2 вершка. Запиралась дверь деревянным крючком и красилась какой-нибудь темной краской. К окнам хаты иногда приделывали ставни, окрашенные в красный или зеленый цвет.
Наружняя дверь вела в темные сени, где обыкновенно помещалась часть одежды, упряжь, утварь, плетеный ящик для хлеба. Здесь же стояла легкая лестница, ведущая на чердак. Сюда же выходил просторный вывод, проводящий дым из печки вверх через трубу на крышу. Против сеней устраивалось другое, теплое отделение, "хатына" - убежище стариков от пыли, женщин и детей. Большие избы включали в себя еще особую парадную комнату (светлицу). Крайний угол от дверей был весь занят печью, иногда составляющей четвертую часть маленькой хатки. Печь складывалась из сырца. Ее украшали клинчиками, кружками, крестиками и цветами, нарисованными синькой или обыкновенными охрами. Печь мазали одновременно с хатой перед праздниками. Между печью и так называемым холодным углом, вдоль стены клали несколько досок для ночлега семьи. Сверху прибивали полку для женских вещей: шиток, мычок, веретен и вешали жердь для одежды и пряжи. Сюда же вешалась колыбель. В холодном углу оставляли верхнюю одежду, подушки, постель. Таким образом, этот угол считался семейным. Следующий угол (кут), расположенный между двумя угловыми окнами и боковым окном, назывался покуттям. Он соответствовал красному углу у великороссов. Здесь на особых дощечках ставили иконы отца и матери, потом старшего сына, среднего и младшего. Их украшали бумажными или естественными засушенными цветами. Возле образов иногда ставили еще бутылки со святой водой, а за ними прятали деньги и документы. Здесь же стоял стол или скрыня (сундук). У стола вдоль стен стояли еще скамьи (лавки) и скамейки. В противоположном покутю, находился глухой угол, расположенный у глухого конца двери. Он имел только хозяйственное значение. Здесь помещалась посуда на полке, ложки и ножи. Узенькое пространство между дверями и печью называлось "кочерыжником", потому что было занято кочергами и лопатами.
Обычная пища у крестьян хлеб, который они сами пекли, борщ, который "найздоровшый, усему голова" и каша, чаще всего пшенная. Пища готовилась с утра и на целый день. Употребляли ее следующим образом: в 7-8 часов утра - завтрак, состоящий из капусты, коржей, кулиша или локшины с салом. В постный день сало заменялось маслом, служащим приправой к огурцам, капусте, картофелю, или молоком из конопляного семени, которым приправляли яичную кутю, отваренный ячмень, мятое пшено, или конопляным семенем с гречневыми лепешками.
За обед садились с 11 часов и позже, если задержит молотьба или другая работа. Обед состоял из борща с салом и каши с маслом, редко с молоком, а в постный день из борща с фасолью, свеклой, с маслом и каши, иногда отваренной фасоли и гороха, вареников с картофелем, коржей с горохом, помазанных медом.
На ужин довольствовались остатками от обеда, или ухой (юшкой) и галушками. Мясо курицы или цыпленка бывало в меню только по большим праздникам. К концу лета, когда созревали большинство овощей и фруктов, стол немного улучшался. Вместо каши часто варили тыкву, горох, фасоль, кукурузу. На полдник к хлебу добавляли огурцы, сливы, дыни, арбузы, лесные груши. С 1 сентября, когда дни становились короче, полдник отменялся. Из напитков пили в основном квас и узвар. Из спиртного - водку (горилку).
Одежда малороссов, предохраняя от климата, в тоже время подчеркивала, оттеняла, увеличивала красоту, особенно женскую. Заботы о наружности местной женщины выражались в следующих обыкновениях: на первый день светлого праздника женщины мылись водой, в которую клали окрашенное и обыкновенное яйцо, и растирали щеки этими яйцами для сохранения свежести лица. Для того, чтобы щеки были румяными, их терли различными красными вещами: поясом, плахтой, цветочной пылью ржи, перцем и другими. Брови иногда подводили сажей. По народным поверьям умываться можно было только по утрам. Только по субботам вечером и накануне больших праздников, девицы мыли голову и шею и волей-неволей омывали и лицо.
Смывали голову щелоком, свекольным квасом или горячей водой, в которую клали ветку освященной вербы и что-нибудь из душистых трав. Вымытую голову обычно расчесывали большой роговой гребенкой или гребнем. Расчесываясь, девицы заплетали волосы как в одну косу, в 3-6 прядей, так и в две меньшие косы. Изредка делали шиньоны, но при всякой прическе лоб девицы был открыт. Естественным украшением прически служили как полевые, так и сорванные из своего цветника цветы. Еще в косу вплетались разноцветные тонкие ленточки.
Главный головной убор женщины - очинка. Молодым женщинам до 30 лет считалось грехом не носить серег, поэтому уши девочек со второго года жизни прокалывали тонкими, острыми проволочными сережками, которые и оставляли в ухе до заживления ранки. Позже девочки носили медные серьги, по цене 3-5 копеек, девушки уже надевали серьги из польского и обыкновенного серебра, изредка золотые, по цене от 45 копеек до 3 рублей 50 копеек. Серег у девиц было немного: 1 - 2 пары. На шею девушки одевали разноцветное намисто до 25 нитей, более или менее низко опущенное на грудь. Также на шее обязательно носили крестик. Крестики были деревянные, ценой в 5 копеек; стеклянные, белые и цветные, от 1 копейки; медные в 3-5 копеек и серебряные (иногда эмалированные). К украшениям принадлежали и перстни.
Рубашку - главную часть белья называли сорочкой. На нее во все времена года одевали "керсетку", короткую, немного больше аршина одежду, черную, реже цветную, шерстяную или бумажную, открывающую всю шею и верх груди и плотно обхватывающую талию. Обувались женщины летом в башмаки на высоких каблуках (черевыки), из черной кожи, подкованные гвоздями или подковами, а зимой в черные сапоги. Мальчиков стригли гладко. Мыжчины среднего возраста стриглись "пид чуб, кружком", то есть кругло, ровно по всей голове, простригая больше на лбу, над бровями и сзади. Бород почти никто не брил, а только подстригли. Голову крестьянина защищала от холода барашковая шапка, крглая цилиндрическая или несколько суженная кверху. Шапка подбивалась черным, голубым или красным коленкором, иногда овчинным мехом. Общепринятый цвет шапки был черный, изредка серый. Летом также часто одевали картузы. Мужская сорочка отличалась от женской короткостью.
Вместе с сорочкой всегда одевали шаровары. Ношение штанов считалось признаком зрелости. Сверху рубашки носили серый шерстяной или бумажный материи жилет, однобортный, с узеньким стоячим воротничком, без выреза и с двумя карманами. Сверх жилета носили черную суконную или серую шерстяную чумарку, длинно до колен, однобортную, застегивающуюся на крючки, с талией. Чумарка была подбита ватой и служила верхней одеждой. Ее, как и другую верхнюю одежду подвязывали поясами. В большинстве своем мужская обувь заключалась только в одних сапогах (чоботях). Чоботы делались из юхты, иногда из тонкого ремня и "шкапыны" (лошадиной кожи), на деревянных шпильках. Подошва сапог была из толстого ремня, каблуки подбиты гвоздями или подковами. Цена сапог от 2 до 12 рублей. Кроме сапог еще носили черевики, вроде женских, "постолы" - кожаные лапти или обыкновенные лапти из липовой или вязовой коры.
Не миновала крестьянской доли и служба в армии. Вот такие поговорки бытовали про рекрутов и их жен. "В рекрутчину - что в могилу", "В нашей волости три болести: некрутство, подати да земщина", "Веселое горе - солдатская жизнь", "Воевал молодой, а под старость отпустили домой", "Солдат - горемыка, хуже лапотного лыка", "Солдатка ни вдова, ни мужняя жена", "Солдаткиным ребятам вся деревня отец". Срок службы рекрутом составлял 25 лет. Без документального подтверждения о смерти мужа-солдата женщина не могла выйти замуж во второй раз. В то же время солдатки продолжали жить в семьях мужа в полной зависимости от главы семьи. Очередность выделения рекрутов определялась волостным сходом домохозяев, на котором составлялся список призывников. 8 ноября 1868 года вышел манифест, по которому предписывалось выставить по 4 рекрута с 1000 душ. После военной реформы 1874 года срок службы был ограничен четырьмя годами. Теперь служить должны были все молодые люди, достигшие 21 года, годные к службе по состоянию здоровья. Однако законом предусматривались льготы по семейному положению.
Несколько непривычны для нас представления наших предков о комфорте и гигиене. Бань до 1920-ых годов не было. Их заменяли печи, гораздо более вместительные, чем современные. Из вытопленной печи выгребалась зола. Пол застилался соломой, залезали туда и парились веником. Голову мыли вне печи. Вместо мыла пользовались щелоком - отваром из золы. С нашей точки зрения крестьяне жили в ужасающей грязи. Генеральную чистку дома устраивали перед Пасхой: мыли и чистили не только полы и стены, но и всю посуду - закопченные горшки, ухваты, кочерги. Выбивались сенники-матрасы, набитые сеном или соломой, на которых спали, и от которых тоже было много пыли. Стирали пральниками подстилки и дерюги, которыми укрывались вместо одеял. В обычное время такой тщательности не проявляли. Хорошо, если в избе был деревянный пол, который можно было вымыть, а глинобитный - только подметали. Нужников не было. От дыма из печей, потившихся по-черному, стены покрывались сажей. Зимой в избах стояла пыль от костры и других отходов прядения. Зимой все страдали от холода. Дрова впрок, как сейчас, не заготавливали. Обычно привезут воз валежника из леса, сожгут его, потом едут за следующим возом. Грелись на печках и на лежанках. Двойных рам ни у кого не было, так что окошки покрывались толстым слоем льда. Все эти неудобства были для крестьян привычной повседневностью, об изменении которой и мысли не возникало.
Святцы - список святых православной церкви, составленный в порядке месяцев и дней года, в которые чевствуется святой. Святцы включаются в богослужебные книги. Отдельно изданные святцы называются месяцесловом.
При написании данной статьи использованы следующие материалы:
Милорадович В. Житье-бытье лубенского крестьянина // журнал "Киевская старина", 1902, №4, стр.110-135, №6, стр.392-434, №10, стр.62-91.
Алексеев В.П. Гранный дуб // Брянск, 1994, стр.92-123.
Читая такие "ужасы" крестьянской жизни до революции, многие могут сказать, что это большевистская агитация.
Для того, чтобы подтвердить или опровергнуть такие заявления, необходимо представлять свидетельства современников.
Свидетелем жизни дореволюционных крестьян является, например, граф Л.Н. Толстой (цитаты из Полного собрания сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том 29):
«В первой деревне, в которую я приехал, - Малой Губаревке, на 10 дворов было 4 коровы и 2 лошади; два семейства побирались, и нищета всех жителей была страшная.
Таково же почти, хотя и несколько лучше, положение деревень: Большой Губаревки, Мацнева, Протасова, Чапкина, Кукуевки, Гущина, Хмелинок, Шеломова, Лопашина, Сидорова, Михайлова Брода, Бобрика, двух Каменок.
Во всех этих деревнях хотя и нет подмеси к хлебу, как это было в 1891-м году, но хлеба, хотя и чистого, дают не вволю. Приварка - пшена, капусты, картофеля, даже у большинства, нет никакого. Пища состоит из травяных щей, забеленных, если есть корова, и незабеленных, если ее нет, - и только хлеба. Во всех этих деревнях у большинства продано и заложено всё, что можно продать и заложить.
Из Гущина я поехал в деревню Гневышево, из которой дня два тому назад приходили крестьяне, прося о помощи. Деревня эта состоит, так же как и Губаревка, из 10 дворов. На десять дворов здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет; все дома так стары и плохи, что едва стоят. Все бедны, и все умоляют помочь им. "Хоть бы мало-мальски ребята отдыхали", -- говорят бабы. "А то просят папки (хлеба), а дать нечего, так и заснет не ужинаючи".
Я знаю, что тут есть доля преувеличения, но то, что говорит тут же мужик в кафтане с прорванным плечом, уже наверное не преувеличение, а действительность.
"Хоть бы двоих, троих с хлеба спихнуть, -- говорит он. -- А то вот свез в город последнюю свитку (шуба уж давно там), привез три пудика на восемь человек -- надолго ли! А там уж и не знаю, что везти...". Я попросил разменять мне три рубля. Во всей деревне не нашлось и рубля денег.
Есть статистические исследования, по которым видно, что русские люди вообще недоедают на 30% того, что нужно человеку для нормального питания; кроме этого, есть сведения о том, что молодые люди черноземной полосы последние 20 лет всё меньше и меньше удовлетворяют требованиям хорошего сложения для воинской повинности; всеобщая же перепись показала, что прирост населения, 20 лет тому назад, бывши самым большим в земледельческой полосе, всё уменьшаясь и уменьшаясь, дошел в настоящее время до нуля в этих губерниях.»
«Нищета же в этой деревне, положение построек (половина деревни сгорела прошлого года), одежд женщин и детей и отсутствие всякого хлеба, кроме как у двух дворов, ужасно. Большей частью испекли последний раз хлебы с лебедой и доедают их -- осталось на неделю или около того. Вот деревня Крапивенского уезда. Дворов 57, из них в 15-ти хлеба и картофеля, рассчитывая на проданный овес купить ржи, хватит средним числом до ноября. Овса многие совсем не сеяли за неимением семян прошлого года. 20 дворам хватит до февраля. Все едят очень дурной хлеб с лебедой. Остальные прокормятся. Распродается и отдается задаром весь скот и ожигаются постройки на топливо, мужики сами поджигают свои дворы, чтобы получить страховые. Уже были случаи голодной смерти.
Здесь [в деревне Богородицкого уезда] положение бедствующих уже в прежние года, не сеявших овес, опустившихся дворов еще хуже. Здесь доедают уже последнее. Уже теперь нечего есть, и в одной деревне, к[оторую] я осматривал, половина дворов уехала на лошадях в даль побираться. Точно так же же у богатых, составляющих везде около 20%, много овса и других ресурсов, но кроме того в этой деревне живут безземельные солдатские дети. Целая слободка этих жителей не имеет земли и всегда бедствует, теперь же находится при дорогом хлебе и при скупой подаче милостыни в страшной, ужасающей нищете.
Из избушки, около которой мы остановились, вышла оборванная грязная женщина и подошла к кучке чего-то, лежащего на выгоне и покрытого разорванным и просетившимся везде кафтаном. Это один из ее 5-х детей. Трехлетняя девочка больна в сильнейшем жару чем-то в роде инфлуэнцы. Не то что об лечении нет речи, но нет другой пищи, кроме корок хлеба, которые мать принесла вчера, бросив детей и сбегав с сумкой за побором. И нет более удобного места для больной, как здесь на выгоне в конце сентября, потому что в избушке с разваленной печью хаос и ребята. Муж этой женщины ушел с весны и не воротился. Таковы приблизительно многие из этих семей. Но и у наделенных землей крестьян, принадлежащих к разряду опустившихся, не лучше.
Нам, взрослым, если мы не сумасшедшие, можно, казалось бы, понять, откуда голод народа.
Прежде всего он -- и это знает всякий мужик-- он
1) от малоземелья, оттого, что половина земли у помещиков и купцов, которые торгуют и землями и хлебом.
2) от фабрик и заводов с теми законами, при которых ограждается капиталист, но не ограждается рабочий.
3) от водки, которая составляет главный доход государства и к которой приучили народ веками.
4) от солдатчины, отбирающей от него лучших людей в лучшую пору и развращающей их.
5) от чиновников, угнетающих народ.
6) от податей.
7) от невежества, в котором его сознательно поддерживают правительственные и церковные школы.»
«Заработная плата доведена до минимума. Полная обработка десятины, начиная от первой пахоты и кончая свозом скошенного и связанного хлеба на помещичье гумно, стоит 4 р. за десятину в 2400 кв. саж. и 6 руб. за десятину в 3200 кв. саж. Поденная плата от 10--15 коп. в сутки.
Чем дальше в глубь Богородицкого уезда и ближе к Ефремовскому, тем положение хуже и хуже. На гумнах хлеба или соломы все меньше и меньше, и плохих дворов все больше и больше. На границе Ефремовского и Богородицкого уездов положение худо в особенности потому, что при всех тех же невзгодах, как и в Крапивенском и Богородицком уездах, при еще большей редкости лесов, не родился картофель. На лучших землях не родилось почти ничего, только воротились семена. Хлеб почти у всех с лебедой. Лебеда здесь невызревшая, зеленая. Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в ней, нет совсем, и потому она не съедобна. Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют.
Подхожу к краю деревни на этой стороне. Первая изба -- не изба, а четыре каменные, серого камня, смазанные на глине стены, прикрытые потолочинами, на которых навалена картофельная ботва. Двора нет. Это жилье первой семьи. Тут же, спереди этого жилища, стоит телега, без колес, и не за двором, где обыкновенно бывает гумно, а тут же перед избой расчищенное местечко, ток, на котором только что обмолотили и извеяли овес. Длинный мужик в лаптях лопатой и руками насыпает из вороха в плетеную севалку чисто отвеянный овес, босая баба лет 50-ти, в грязной, черной, вырванной в боку рубахе, носит эти севалки, ссыпает в телегу без колес и считает. К бабе жмется, мешая ей, в одной серой от грязи рубахе, растрепанная девочка лет семи. Мужик -- кум бабе, он пришел помочь ей извеять и убрать овес. Баба -- вдова, муж ее умер второй год, а сын в солдатах на осеннем ученье, невестка в избе с двумя своими малыми детьми: один грудной, на руках, другой лет двух сидит на лавке.
Весь урожай настоящего года -- в овсе, который уберется весь в телегу, четверти четыре. От ржи, за посевом, остался аккуратно прибранным в пуньке мешок с лебедой, пуда в три. Ни проса, ни гречи, ни чечевицы, ни картошек не сеяли и не садили. Хлеб испекли с лебедой -- такой дурной, что есть нельзя, и в нынешний день баба утром сходила побираться в деревню, верст за восемь. В деревне этой праздник, и она набрала фунтов пять кусочков без лебеды пирога, которые она показывала мне. В лукошке было набрано корок и кусочков в ладонь, фунта 4. Вот все имущество и все видимые средства пропитания.
Другая изба такая же, только немного лучше покрыта и есть дворишко. Урожай ржи такой же. Такой же мешок лебеды стоит в сенях и представляет амбары с запасами. Овса в этом дворе не сеяли, так как не было семян весной; картофелю три четверти, и есть пшена две меры. Рожь, какая осталась от выдачи на семена, баба испекла пополам с лебедой и теперь доедают. Осталось полторы ковриги. У бабы четверо детей и муж. Мужа в то время, как я был в избе, не было дома, -- он клал избу, каменную на глине у соседа-мужика через двор.
Третья изба такая же, как и первая, без двора и крыши, положение такое же.
Бедность всех трех семей, живущих тут, такая же полная, как и в первых дворах. Ржи ни у кого нет. У кого пшенца пуда два, у кого картошек недели на две. Хлеб, испеченный с лебедой из ржи, выданной на семена, у всех есть еще, но хватит не надолго.
Народ почти весь дома: кто мажет избу, кто перекладывает, кто сидит, ничего не делая. Обмолочено все, картофель выкопан.
Такова вся деревня в 30 дворов, за исключением двух семей, которые зажиточны.»
У С.Г. Кара-Мурзы в книге "Советская цивилизация" тоже есть свидетельства современников:
«Ученый-химик и агроном А.Н.Энгельгардт, который работал в деревне и оставил подробнейшее фундаментальное исследование «Письма из деревни»:
«В статье П.Е.Пудовикова «Хлебные избытки и народное продовольствие» в журнале «Отечественные записки» 1879, № 10 автор, на основании статистических данных, доказывал, что мы продаем хлеб не от избытка, что мы продаем за границу наш насущный хлеб, необходимый для собственного нашего пропитания... Многих поразил этот вывод, многие не хотели верить, заподозревали верность цифр, верность сведений об урожаях, собираемых волостными правлениями и земскими управами... Тому, кто знает деревню, кто знает положение и быт крестьян, тому не нужны статистические данные и вычисления, чтобы знать, что мы продаем хлеб за границу не от избытка... В человеке из интеллигентного класса такое сомнение понятно, потому что просто не верится, как это так люди живут, не евши. А между тем это действительно так. Не то, чтобы совсем не евши были, а недоедают, живут впроголодь, питаются всякой дрянью. Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не будут есть всякую дрянь... Но мало того, что мужик ест самый худший хлеб, он еще недоедает. Американец продает избыток, а мы продаем необходимый насущный хлеб. Американец-земледелец сам есть отличный пшеничный хлеб, жирную ветчину и баранину, пьет чай, заедает обед сладким яблочным пирогом или папушником с патокой. Наш же мужик-земледелец есть самый плохой ржаной хлеб с костерем, сивцом, пушниной, хлебает пустые серые щи, считает роскошью гречневую кашу с конопляным маслом, об яблочных пирогах и понятия не имеет, да еще смеяться будет, что есть такие страны, где неженки-мужики яблочные пироги едят, да и батраков тем же кормят. У нашего мужика-земледельца не хватает пшеничного хлеба на соску ребенку, пожует баба ржаную корку, что сама ест, положит в тряпку – соси».
Надо отметить, что достоверная информация о реальной жизни крестьян доходила до общества от военных. Они первыми забили тревогу из-за того, что наступление капитализма привело к резкому ухудшению питания, а затем и здоровья призывников в армию из крестьян. Будущий главнокомандующий генерал В.Гурко привел данные с 1871 по 1901 г. и сообщил, что 40% крестьянских парней впервые в жизни пробуют мясо в армии. Генерал А.Д.Нечволодов в известной книге От разорения к достатку (1906) приводит данные из статьи академика Тарханова Нужды народного питания в Литературном медицинском журнале (март 1906), согласно которым русские крестьяне в среднем на душу населения потребляли продовольствия на 20,44 руб. в год, а английские на 101,25 руб.»
А вот что пишет Александр Александрович Блок в своей заметке "Интеллигенция и революция" :
«Почему дырявят древний собор? - Потому, что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.
Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? - Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа.
Почему валят столетние парки? - Потому, что сто лет под их " развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему - мошной, а дураку - образованностью.
Всё так. Я знаю, что говорю. Конем этого не объедешь. Замалчивать этого нет возможности; а все, однако, замалчивают.»
Средневековая Европа сильно отличалась от современной цивилизации: территория ее была покрыта лесами и болотами, а люди поселялись на пространствах, где смогли вырубить деревья, осушить топи и заняться земледелием. Как жили крестьяне в Средние века, чем питались и занимались?
Средневековье и эпоха феодализма
История Средних веков охватывает период с V по начало XVI век, вплоть до наступления эпохи Нового времени, и относится в основном к странам Западной Европы. Для этого периода характерны специфические особенности жизни: феодальная система взаимоотношений между землевладельцами и крестьянами, существование сеньоров и вассалов, доминирующая роль церкви в жизни всего населения.
Одна из главных особенностей истории Средних веков в Европе — существование феодализма, особого общественно-экономического уклада и способа производства.
В результате междоусобных войн, крестовых походов и других военных действий, короли одаривали своих вассалов землями, на которых те строили себе поместья или замки. Как правило, дарилась вся земля вместе с живущими на ней людьми.
Зависимость крестьян от феодалов
Богатый сеньор получал во владение все окружающие замок земли, на которых располагались деревни с крестьянами. Практически все, чем занимались крестьяне в Средние века, облагалось налогом. Бедные люди, возделывая землю свою и его, платили сеньору не только дань, но также за использование разных приспособлений для обработки урожая: печи, мельницы, пресса для давки винограда. Налог они отдавали натуральными продуктами: зерном, медом, вином.
Все крестьяне находились в сильной зависимости от своего феодала, практически они работали на него рабским трудом, питаясь тем, что оставалось после выращивания урожая, большую часть из которого отдавалась своему господину и церкви.
Между вассалами периодически происходили войны, во время которых крестьяне просили о защите своего хозяина, за что они вынуждены были отдавать ему свой надел, а в будущем становились полностью зависимыми от него.
Деление крестьян на группы
Чтобы понять, как жили крестьяне в Средние века, нужно разобраться во взаимоотношениях между феодалом и бедными жителями, которые проживали в деревнях на прилегающих к замку территориях, обрабатывали земельные участки.
Орудия труда крестьян в Средние века в поле были примитивными. Самые бедные боронили землю бревном, другие — бороной. Позже появились косы и вилы, сделанные из железа, а также лопаты, топоры и грабли. С IX века на полях стали применять тяжелые колесные плуги, на легких почвах использовали соху. Для уборки урожая предназначались серпы и цепи для обмолота.
Все орудия труда в Средневековье оставались неизменными многие столетия, ведь у крестьян не было денег для приобретения новых, а их феодалы были не заинтересованы в усовершенствовании условий труда, их волновало только получение большого урожая с минимальными затратами.
Недовольство крестьян
История Средневековья отличается постоянным противостоянием между крупными землевладельцами, а также феодальными взаимоотношениями богатых сеньоров и обнищавшего крестьянства. Это положение сформировалось на руинах античного общества, в котором существовали рабство, ярко проявившееся в эпоху Римской империи.
Достаточно тяжелые условия того, как жили крестьяне в Средние века, лишение их земельных наделов и имущества, часто вызывали протесты, которые выражались в разных формах. Некоторые отчаявшиеся бежали от своих хозяев, другие устраивали массовые бунты. Восставшие крестьяне почти всегда терпели поражение из-за неорганизованности и стихийности. После таких бунтов феодалы стремились закреплять размеры повинностей, чтобы остановить их бесконечный рост и уменьшить недовольство бедных людей.
Конец эпохи Средневековья и рабской жизни крестьян
По мере роста экономики и появления производства к концу эпохи Средневековья произошел промышленный переворот, многие жители деревень стали переезжать в города. Среди бедного населения и представителей других сословий начали преобладать гуманистические взгляды, которые считали личную свободу для каждого человека важной целью.
По мере отказа от феодальной системы пришла эпоха, названная Новым временем, в которой уже не было места устаревшим взаимоотношениям между крестьянами и их сеньорами.
Образ жизни человека в средних веках во многом зависела от места его обитания, однако люди того времени вместе с тем были достаточно мобильны, находясь в постоянном движении. Первоначально это были отголоски переселения народов. Затем людей в дорогу толкали другие причины. Крестьяне двигались по дорогам Европы в числе групп или поодиночке, искали лучшей доли. Только с течением времени, когда крестьяне стали обзаводиться некоторым имуществом, а феодалы землями, начали расти города и появляться селения (примерно XIV век).
Дома крестьян
Дома крестьян строились из дерева, иногда предпочтение отдавалось камню. Стелили крыши из камыша или соломы. Мебели было мало, главным образом столы и сундуки для одежды. Спали на кроватях или скамьях. Постелью служил матрас набитый соломой или сеновал.
Дома отапливались каминами или очагами. Печи появились лишь в начале 14 века, их позаимствовали у славян и северных народов. Жилье освещали масляными лампами и сальными свечами. Дорогие восковые свечи были доступны лишь богатым людям.
Пища крестьян
Большинство европейцев питалось довольно скромно. Ели дважды: вечером и утром. Повседневной пищей были:
1. бобовые;
3. капуста;
5. ржаной хлеб;
6. зерновая уха с луком или чесноком.
Мяса потребляли мало, в особенности с учетом того, что в годе было 166 дней поста, запрещалось есть мясные блюда. В рационе было значительно больше рыбы. Из сладостей лишь мед. В Европу сахар попал в 13 веке с Востока, он был очень дорогим. В Европе много пили: на севере - пиво, на юге - вино. Вместо чая заваривались травы.
Посуда европейцев (кружки, миски и т. д.) были весьма простыми, изготовленными из олова или глины. Ели ложками, вилок не было. Ели руками, мясо отрезали ножом. Крестьяне ели пищу всей семьей из одной миски.
Одежда
Крестьянин обычно носил льняные штаны до колен либо даже до щиколоток, а также льняную рубашку. Верхней одеждой являлся плащ, стянутый застежкой (фибулой) на плечах. Зимой носили:
1. теплую накидку из меха плотной ткани;
2. грубо вычесанный овечий тулуп.
Беднота довольствовалась одеждой темного цвета из грубого полотна. Обувью были остроносые кожаные ботинки без твердой подошвы.
Феодалы и крестьяне
Феодалу была необходима власть над крестьянами, дабы заставить выполнять повинности. В средневековье крепостные крестьяне были несвободными людьми, они зависели от феодала, который мог обменять, купить, продать, крепостного. Если крестьянин пытался убегать, то его разыскивали и обратно возвращали в поместье, где его ждала расправа.
За отказ работать, за не сданный вовремя оброк, крестьянина вызывали на феодальный суд феодала. Неумолимый господин лично обвинял, судил, а потом приводил приговор в исполнение. Крестьянина могли избить плетьми или палками, бросить в тюрьму либо заковать в цепи.
Крепостные крестьяне постоянно подчинялись власти феодала. Феодал мог требовать выкуп при женитьбе, мог сам женить и выдавать замуж крепостных.
Жизнь крестьян в средние века была суровой, полной лишений и испытаний. Тяжёлые налоги, разорительные войны и неурожаи зачастую лишали крестьянина самого необходимого и заставляли его думать только о выживании. Всего 400 лет назад в богатейшей стране Европы - Франции - путешественникам попадались деревни, жители которых были одеты в грязные лохмотья, обитали в полуземлянках, норах, вырытых в земле, и дичали настолько, что в ответ на расспросы не могли произнести ни одного членораздельного слова. Неудивительно, что в средние века был распространён взгляд на крестьянина как на полуживотное-полудьявола; слова «виллан», «вил-лания», обозначавшие сельских жителей, означали одновременно «грубость, невежество, скотство».
Не нужно думать, что все крестьяне в средневековой Европе походили на чертей или оборванцев. Нет, у многих крестьян в сундуках были припрятаны золотые монеты и нарядная одежда, которую надевали по праздникам; крестьяне умели повеселиться на деревенских свадьбах, когда пиво и вино лились рекой и все отъедались за целую череду полуголодных дней. Крестьяне были сметливы и хитры, они хорошо видели достоинства и недостатки тех людей, с которыми им приходилось сталкиваться в своей немудрёной жизни: рыцаря, купца, священника, судьи. Если феодалы смотрели на крестьян как на дьяволов, вылезающих из адских нор, то и крестьяне платили своим сеньорам той же монетой: рыцарь, проносящийся по засеянным полям со сворой охотничьих собак, проливающий чужую кровь и живущий за счёт чужого труда, казался им не человеком, а демоном.
Принято считать, что именно феодал был главным врагом средневекового крестьянина. Отношения между ними действительно были сложными. Сельские жители не раз поднимались на борьбу против своих господ. Они убивали сеньоров, грабили и поджигали их замки, захватывали поля, леса и луга. Самыми крупными из таких восстаний были Жакерия (1358 г.) во Франции, выступления под предводительством Уота Тайлера (1381 г.) и братьев Ке-тов (1549 г.) в Англии. Одним из важнейших событий в истории Германии стала Крестьянская война 1525 г.
